Поэт

Поэт, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествлённой памяти коллектива. Поэт знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом (отсюда Поэт как установитель имён), создаёт мир в его поэтическом, текстовом воплощении, параллельный внетекстовому миру, созданному демиургом.
Творчество, делание объединяет Поэт с жрецом. Воспроизводя мир, Поэт, как и жрец, расчленяет, разъединяет первоначальное единство вселенной, устанавливает природу разъятых частей через определение системы отождествлений и синтезирует новое единство, оба они борются с хаосом и укрепляют космическую организацию, её закон. И Поэт, и жрец воспроизводят то, что некогда сделал демиург (культурный герой), с их помощью преодолеваются энтропические тенденции, элементы хаоса изгоняются и перерабатываются, мир космизируется вновь и вновь, обеспечивая процветание, богатство, продолжение в потомстве (при этом Поэт выступает одновременно как субъект и объект текста, как жертвующий и жертва). Тождество Поэта и жреца влечёт за собой представление о магической силе Поэта [ср. Поэтов-шаманов, библейского Давида, игрой на гуслях успокаивавшего Саула, когда того тревожил злой дух, легенды об Орфее, завораживающем животных, деревья и скалы, Вяйнямёйнене, Поэте — шамане и чародее, слагающем заговорные руны, гусляре Садко, Франциске Ассизском, обращающемся с проповедью к животным и птицам, библейских Поэтов, служащих перед скинией, приносящих воинам победу (ср. 1 Парал. 6, 32, 2 Парал. 20, 21), ирландских филидов — Поэтов и ворожеев-предсказателей и т. д.]. Поэт — создатель священных текстов. В Индии мудрец-Поэт Вьяса почитался составителем собраний вед и пуран, творцом «Махабхараты», основателем веданты и т. д. Отдельные мандалы «Ригведы» или группы гимнов приписываются полулегендарным родам певцов-брахманов или отдельным певцам (Вишвамитре, Вамадеве, Васиштхе, Бхарадвадже, Гритсамаде, Готаме, Канве, Нодхасу и др.), автором «Рамаяны» считают Вальмики. Поэту ведомо прошлое, настоящее и будущее. Ведает всё, что было, есть и будет, Калхант (Hom. Il. I 70), Гесиод излагает «подробно, что было, что есть и что будет» (Theog. 32, 38), покровительницы поэзии музы — дочери Зевса и богини памяти Мнемосины (в их числе известна Мнема, «память»), вёльва рассказывает о «прошлом всех сущих, о древних, что помню» («Прорицание вёльвы» 1), вещий Боян «помняшеть… първыхъ временъ усобицЮ», ведийские Поэты — «всевидящие» (PB III 26, 8). Как указание на сверхзрение часто возникает мотив слепоты Поэта (ср. слепоту Тиресия, Фамирида, фракийского певца Демодока, самого Гомера); функция прорицания реализуется также в мотиве загадывания и отгадывания загадок (ср. Эдипа). Сверхвидение Поэта есть мудрость. В Греции со времён Пиндара складывается представление о поэзии как о мудрости, мёд поэзии скандинавской мифологии даёт мудрость и поэтическое вдохновение, Один — бог мудрости и покровитель поэтов, Соломон — мудрец и Поэт, тюркский Коркут — Поэт-шаман, провидец и мудрый советник государей, кельтский Огма — изобретатель письменности, пророк и Поэт, в китайской мифопоэтической традиции Поэт — сверхчеловек, космический пророк, охватывающий словом небо и землю, находящийся в трансе вдохновения (ср. «Вэнь фу» Лу Цзи), и одновременно учёный-эрудит, знающий язык предыдущих тысячелетий, и т. д.
Как хранитель обожествлённой памяти, традиций коллектива Поэт несёт в себе бессмертие, жизнь. В то же время память о прошлом связывает его с нижним миром (ср. вариант, в котором музы — дочери Урана и Геи; «сатурнический стих» при обозначении царства смерти как Saturnia regna и т. д.). Поэта определяет прикосновенность к иррациональному (ср. неистовство, которое посылают Поэту музы, Plat. Phaedr. 244 а, 245 а; шаманский экстаз Одина и т. д.), к тому царству, к смерти. Поэт нисходит в царство смерти, независимо от того, идёт ли речь о реальном пребывании там, оформленном в особый мотив (Орфей, Данте и Вергилий и др.), или о нисхождении духа. Поэт — посредник не только между прошлым и настоящим (темпорально), но и между тем царством и этим (локально). В этом смысле он подобен шаману (ср. образ Поэта-шамана) и, как и последний, несёт на себе печать иного царства. Показательно, что ирландское обозначение Поэта fili восходит к индоевропейскому корню *uel-, обозначающему одновременно смерть, царство мёртвых, богатство, власть. К тому же корню восходит славянский Bелеc, внук которого — Поэт Боян. Поэт преобразует божественное в человеческое и возводит человеческое на уровень божественного, в акте поэтического творчества средостением, соединяющим эти сферы, является язык, речь, слово Поэта [ср. мифопоэтическую формулу мысль (принадлежащая миру богов) — слово — дело]. Так, в индийской мифологии Поэт — отец слов (PB III 26, 9), искатель истинного пути (III 55, 2; 19, 16), Поэты помогают молитвам, желаниям, жертвоприношениям людей достичь богов и воспринимают ответ богов; боги же возбуждают поэтическое творчество, помогают певцам, делают их проницательным, передают им жертву и т. д.; покровители Поэтов — Брихаспати, ангирасы, Сарасвати, как Поэт почитается Кришна; поэтическая речь, слово персонифицируется в образе Вач. Медиативная функция Поэта может реализоваться в мотиве его божественного призвания и чудесного происхождения песенного дара: Демодок «дар песней приял от богов…» (Hom. Od. VIII 47), Вьяса получил певческий дар от Брахмы (Рам. I 2, 30-34), ср. сюжеты о призвании шамана-Поэта (см. в ст. Шаманская мифология), библейскую легенду о призвании пророка (Ис. 6, 2-9), англо-саксонскую легенду о первом Поэте Кэдмоне у Беды Достопочтенного, среднеазиатские представления о том, что сказителей-манасчи призывает к пению сам Манас, и т. д. Источник божественного поэтического дара нередко осмысливается как пища (питьё): ср. мёд поэзии, индийский сома, одаряющий певцов мастерством, вода Кастальского ключа и т. д., см. также в ст. Опьяняющий напиток.
В творчестве Поэт следует определённой технологии (причём «поэтическое» возникает только в некоем пространстве, определяемом такими крайними состояниями, как созидание и разрушение, ср. анаграмматическую поэзию), поэтому слово (стих, текст и т. д.) делается, вытёсывается, выковывается, ткётся, прядётся, сплетается и т. д. Соответственно и Поэт выступает как делатель, кузнец, ткач и т. п. (ср. в «Ригведе» Поэта — мастера, IV 2, 15, VI 17, 15; плотники, III 38, 1).
Двуприродности Поэта как посредника соответствует наличие особого языка (или языков) Поэтов, ср. т. н. индоевропейский поэтический язык, «язык богов» греческой, иранской («ахуровский» и «дэвовский» словари), скандинавской, хеттской и др. традиций, пять разновидностей языка в средневековом ирландском трактате «Руководство учёных» и др.
В рамках т. н. «основного» индоевропейского мифа о борьбе громовержца со змеем Поэт (рассматриваемый как трансформация демиурга) может быть сопоставлен с младшим сыном громовержца, наказанным отцом и изгнанным в подземное царство.
Отзвуки темы наказания в связи с образом Поэта постоянны в греческой мифологии: Аполлон наказывает Марсия, Лина, Мидаса, музы наказывают Фамирида. Вариантом этого мотива можно считать представление об отмеченности Поэта некой ущербностью: ср. мифологизированные рассказы об индийском Поэте Калидасе, изобилующие сюжетами о его неполноценности (он рубит сук дерева, на котором сидит, глуп, не говорит на санскрите и т. п.).
В художественной литературе и изобразительном искусстве нашли отражение мифологемы о вдохновенном Поэте, поэте — ясновидце и прорицателе, Поэте — пророке, возлюбленном, изгнаннике и страдальце, о триумфе Поэта и т. д., в «Божественной комедии» Данте Поэт символизирует человеческую мудрость. Особенно характерен мотив преждевременной смерти Поэта, отсылающий к сюжету прижизненного схождения Поэта в царство смерти. В античной традиции складывается образ Поэта-пчелы и поэзии-мёда (у Платона, Горация и т. д.), позднее с пчелой сравнивают Поэта Даниил Заточник, П. Ронсар; ср. также у О. Мандельштама: » …чтобы, как пчёлы, лирники слепые нам подарили ионийский мёд». Символы поэзии и триумфа Поэта — венок из лавра или плюща, арфа или лира, перо, свиток. В итальянской живописи поэзия персонифицируется обычно в образе женщины в небесно-голубой одежде, украшенной звёздами; голова её крылата, женщина держит лавровый венок и арфу, перед нею лебедь.

Лит.: Античные теории языка и стиля, М.-Л., 1936; Фрейденберг О. М., Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936; Стеблин-Каменский М. И., Историческая поэтика, Л., 1978; Валери П., Об искусстве, пер. с франц., М., 1976; Якобсон Р. О., Поэзия грамматики и грамматика поэзии, в сб.: Poetics. Poetyka. Роиtyka, Warsz., 1962; Мелетинский E. M., Поэтика мифа, M., 1976; Иванов В. В., Очерки по истории семиотики в СССР, М., 1976; Гринцер П. А., Древнеиндийский эпос. Генезис и типология, М., 1974; Топоров В. Н., Мousai «Музы»: соображения об имени и предыстории образа (к оценке фракийского вклада), в сб.: Славянское и балканское языкознание, М., 1977, в. 3, с. 28-86; Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н., Древнеиндийская поэтика и ее индоевропейские истоки, в сб.: Культура и литература древней и средневековой Индии, М., 1979; Винников И. Н., Легенда о призвании Мухаммеда в свете этнографии, в сб.: С. Ф. Ольденбургу. К пятидесятилетию научно-общественной деятельности. 1882-1932, Л., 1934; Жирмунский В. М., Среднеазиатские народные сказители, в его кн.: Народный героический эпос, М.-Л., 1962; Gьntert H., Von der Sprache der Gцtter und Geister, Halle, 1921; Parry M., Studies in the epic technique of oral versemaking, [pt] 1 (Homer and Homeric style) — 2 (The homeric language as the language of an oral poetry), «Harvard studies in classical philology», 1930-32, v. 41, 43; Wackernagel J., Indogermanische Dichtersprache, «Philologus», 1942, Bd 95; Lord А. В., The singer of tales, Camb. (Mass.), I960; Kirk G. S., The songs of Homer, Camb., 1962; Vernant J.-P., Mythe et pensйe chez les grecs, P., 1969; Duchemin J., Pindare poиte et prophиte, P., 1955; Schmitt R., Indogermanische Dichtersprache, Darmstadt, 1968; Starobinski J., Les mots sous les mots. Les anagrammes de Ferdinand de Saussure, P., [1971]; Watkins C., Language of gods and language of men. Remarks on some Indo-European metalinguistic traditions, в кн.: Myth and law among the Indo-Europeans, Berk. — Los Angeles — L., 1970, p. 1-17; Ward D., On the poets and poetry of the Indo-Europeans, «Journal of the Indo-European Studies», 1973, No 1; Dodds E. R., The Greeks and the Irrational, Boston, [1957]; Linforth I. M., Telestic madness In Plato Phaedrus 244 DE, Berk. — Los Angeles, 1946; Schlerath В., Gedanke, Wort und Werk im Veda und im Awesta, в сб.: Antiquitates Indogermanicae, Innsbruck, 1974; Meid W., Dichter und Dichtkunst im alten Irland, Innsbruck, 1971; Gonda J., The vision of the Vedic poets, The Hague, [1963]; Jobes G., Dictionary of mythology, folklore and symbols, pt 2, N. Y., 1962, p. 1281, 1457, 1475; Otto W. F., Der Dichter und die alten Gцtter, Fr./M., 1942; Kerenyi K., Mann Th., Romandichtung und mythologie. Ein Briefwechsel, 2 Aufl., Z., [1953]; Heidegger M., Erlдuterungen zu Hцlderlins Dichtung, Fr./M., 1971; его же, Holzwege, Fr./M., 1963; Rehm W., Orpheus. Der Dichter und die Toten, Dьsseldorf, 1950; Jung C. G., Seelenprobleme der Gegenwart, 5 Aufl., Z., 1950; его же, Gestaltungen des Unbewussten, Z., 1950.

B. H. Топоров